Преемственность

Вспоминая Эдмона Рудницка, я не могу не упомянуть о преемственности. Мой отец был парфюмером, но дома мы мало говорили о его работа: это была его территория, и это было правилом; таким образом, моя обонятельная память в значительной степени происходит от невольного копирования его привычки нюхать любую еду или напиток, прежде чем их попробовать. Не было ни одного фрукта, ни одного блюда, салата, винегрета, ломтика хлеба, бокала вина или даже стакана воды, который избежал бы этого ольфакторного момента истины. Моя мать ненавидела это поведение и считала, что оно противоречит хорошим манерам, которые она старалась привить нам. Но когда столько запахов проходит под нашими носами, сколько образов перед нашими глазами, мне нравится вспоминать, какое значение он придавал той роли, которую играют наши носы.

В конце 1950-х моя мать носила Madame Rochas. Оценивая эти духи сегодня, я бы сказал, что это прекрасная, немного причудливая конструкция из цветов и амбры; но образ, который остался со мной, состоит в том, что в них было "слишком много" духов. Это создавало дистанцию и вызывало уважение. Иногда я осмеливался тайком открыть бутылку в ванной и обнаруживал сладкий густой запах увядших роз и старой ванильной бумаги. Он интриговал меня и помогал поддерживать убедительный образ женщины буржуазной элегантности, которая никогда не меняет своих духов. Я не мог ни представить, чтобы она носила другие духи, ни позволить ей это сделать: моя мать больше не была бы моей матерью.

Ольфакторный опыт часто приобретается непроизвольно. Например, летом моя бабушка по отцовской линии предлагала помощь в сборе урожая цветов своим соседям, которые были садоводами. Иногда я ходил с ней и проводил утро, играя между рядами жасмина. Я был в безопасности в этом мире сборщиков цветов. Тем более что, хотя я был ленив, как цикада в басне Лафонтена, они были щедрее муравья: в конце сбора каждый из них клал горсть цветов в мою корзину. Это означало, что мне не приходилось терять лицо, когда я подходил к владельцу, у которого была записная книжка, где он ежедневно вел подсчет собранных цветов; сборщикам платили в конце месяца. С тех пор я не нашел более чувственного аромата, чем обнаженные руки, где запах пота смешался с цветами жасмина. Фактически, я изучал запах духов и запах женщин одновременно. И оставил детство позади, не осознавая этого.

После трехлетней службы в качестве чернорабочего у Антуана Кириса я поступил в Живодан в качестве лаборанта в конце 1960-х. Моя работа состояла в том, чтобы взвешивать формулы для трех парфюмеров, что позволило мне изучить различные способы написания формулы для духов. Существовали формулы, включающие в себя несколько десятков компонентов, а также базы (комбинации из десятка исходных материалов) и подформулы (формулы в новой формуле, которые сами могли включать в себя базы), и на их подготовку иногда уходило несколько дней; были те, что включали в себя около пятидесяти компонентов, были и те, что состояли всего из нескольких баз. Вскоре я определился, какие формулы предпочтительней: тем более что почерк в сложных формулах был настолько мал и неразборчив, и читать его было так трудно, что процесс взвешивания занимал еще больше времени.

Позднее, когда я только начинал изучать парфюмерию, отец завещал мне две папки и коробку, похожую на обувную, полную формул. Он очень тщательно готовил их, прежде чем отдать мне. Каждая формула была напечатана на белой бумаге, отсортирована в алфавитном порядке и пронумерована. Будучи новичком в этом деле, я рассматривал этот запас знаний как сокровищницу; названия – Розовый Чай, Опопанакс, Амбровый Мох, Немного Цветов – вполне могли навеять какие-то воспоминания, но формулы ничего не значили для меня. Да, я мог осознать сложность, но я не мог прочитать их, тем более представить их как запахи. Для молодого человека поколения 1968 года эти формулы принадлежали прошлому, тому прошлому, от которого я хотел оторваться, как делали все в то время. Я никогда их не перечитывал, они живут в пластиковой коробке. Сейчас я  испытываю другие чувства, когда читаю старые книги с парфюмерными формулами, созданные с конца девятнадцатого века до наших дней. И одно из моих заветных желаний, что однажды эти формулы будут изучены и опубликованы, чтобы показать, что духи - это результат сложной интеллектуальной деятельности, работы с участием ума, а не какая-то наудачу подобранная комбинация запахов.