Кабри, среда, 16 июня 2010 года. Настурции

Я бы описал свои чувства к запахам как дружбу, но иногда это как внезапная влюбленность, которая может обернуться разочарованием. Когда я попробовал аромат экстракта листьев и цветов настурции, который мне дали несколько месяцев назад, я мгновенно наполнился страстью. Я давно мечтал о живом, зеленом запахе с самобытным характером, который бы выявил оригинальность будущей идеи. Я начал использовать его в новых аккордах и в окончательных штрихах к разным проектам. Я чувствовал, что эти аккорды и рабочие проекты были подпорчены, но я объяснял это другими причинам, а не использованием концентрата настурции. Страсть ослепляет нас, так было и на  этот раз. Оставив пробы на столе на несколько недель для созревания, я заметил, что их недостатки стали более выраженными и теперь они имеют уксусный запах, похожий на запах маринованных корнишонов. Я был вынужден признать, что виноваты настурции. Они исчезли из моих опытов, и – с некоторым сожалением, но не без надежды – я попросил поставщика исследовать проблему их ольфакторной нестабильности.

Кабри, четверг, 10 июнь 2010 года. "Ароматный объект"

Мне звонит журналистка. Я отвечаю на ее вопросы и подробно рассказываю о том, как используются ароматные материалы. Формирование памяти заключается в придании ольфакторных контуров запаху или, если быть более точным, попытка сделать запах уже не просто чем-то, что можно оценить с помощью чувств, но чем-то, что станет понятным объектом, так что его можно будет использовать, манипулировать им, давать нужное направление.

В моем распоряжении сотни первичных ароматов. Со временем я сократил свою коллекцию до менее чем двухсот запахов, чтобы как можно точнее определить "ароматный объект". Когда я начинал как парфюмер, запахи были неопределенными, и у меня был только скудный, ограниченный словарный запас, чтобы описать их. Погружаясь в запахи на ежедневной основе, мой словарный запас стал более точным и обширным.

Натуральные материалы сложны. Они имеют четко определенные, неизменные контуры, которые не допускают изобретательности, но у них есть преимущество, которое я использую: их способность соблазнять, обволакивать, ясно презентовать себя, а иногда и быть основой для парфюмерной формы, которую я хочу выразить.

Синтетические материалы более интересны тем, что, за исключением нескольких случаев, их контуры не так определены и поэтому более универсальны и лучше подходят для манипуляций, абстракций и создания иллюзий. Например, фенилэтиловый спирт, синтетическое вещество, можно использовать для создания любой цветочной ноты.

Его запах обеспечивает связность, округлость и уравновешенность, которые более важны, чем запах роз, с которыми он ассоциируется. Мне достаточно подумать о фенилэтиловом спирте, или каком-либо другом материале, которые я использую, чтобы запах мысленно обрел форму. Таким образом я избегаю классификаций или терминологий, стоящих между нами и запахами. Когда запах и мысль взаимозаменяемы, тогда я творец ароматов.

Кабри, среда, 9 июня 2010 года. Память

Мне сказали, что завтра позвонит журналист из Le Nouvel Observateur по поводу статьи о памяти. Подумать только, я не доверяю собственной памяти, хотя и работаю с ней!

Когда я был учеником, я устраивал соревнования по запоминанию. Упражнение состояло в тестировании дюжины тестовых блоттеров, каждый из которых обмакнули в один из основных ароматов коллекции. Победителем становился тот, кто быстрее определит исходный материал. Таким образом нам удалось запомнить сто запахов, потом двести, потом тысячу, и мы гордились своими способностями. Мы могли их узнать, но мы их не знали. Название запаха - это еще не все, что нужно, чтобы оценить его характер, ограничения и возможности. С решимостью профана, который хочет всё изучить, всё знать, всем управлять и всё измерять, я заполнил целые блокноты по каждому из них. Я классифицировал запахи по типу, по семейству, в алфавитном порядке и в порядке их эффективности. Процесс записи определенно помог укрепить мою память. Иногда, если я сбиваюсь с пути, в поисках идеи, я копаюсь в этих блокнотах, но очень редко нахожу ответ. Несмотря на это, я по-прежнему добросовестно их заполняю.

Поскольку я постоянно стараюсь открыть новые аспекты запахов, сами запахи остаются неясными, их контуры нечеткими. Они не похожи на детальки Lego, которые мы можем собрать вместе, чтобы создать парфюм, это скорее иллюзорные сущности, которые я стараюсь сделать понятными.

Кабри, вторник, 8 июня 2010 года. Дневные посетители

Я согласился потратить несколько часов на беседу с тремя молодыми парфюмерами. Я одновременно рад и встревожен. Мои опасения связаны с тем, что мне всегда некомфортно критиковать работу другого парфюмера. Я не могу это делать, не утверждая свое видение, в то время как я должен помогать им выражать их собственное. Я не знаю, принесут ли мои посетители какие-нибудь созданные ими парфюмы. Они прибывают вовремя, и прежде чем мы садимся, я провожу для них экскурсию по лаборатории. Думаю, они испытывают то же любопытство, что и я, когда впервые посетил мастерскую Эдмона Рудницка; я помню, как анализировал каждую её деталь, чтобы понять человека и его духи. Мы возвращаемся в гостиную, которая служит мастерской. Они задают мне много вопросов о том, как я работаю, и о моих отношениях с отделами маркетинга и эвалюации. Я говорю им, что здесь отдел маркетинга называется ‘отдел развития парфюмерных коллекций’, и он не имеет полномочий по принятию решений о том, какой парфюм выбрать. Что касается отдела эвалюации, оценивающего результаты с точки зрения рынка, то его нет. И хотя я Желая слышать реакцию всех и каждого, знать мнение других людей, только я один могу оценивать свои творения. Мои посетители говорят, что они заметили парфюмы других фирм в моем холодильнике, и спрашивают, для чего они мне нужны. Я объясняю, что они нужны, главным образом, как исторические критерии качества, ниже которых я не должен и не хотел бы опускаться.

Они имеют эстетический аспекты, которые я ценю: шлейф, стойкость, внешний вид, диффузность, силу и чёткость.

"Я заметил там флакон Диориссимо." 

"Это одна из моих точек отсчета. Хотя нет, это нечто большее; это одно из творений, которыми я восхищаюсь, потому что оно точно отражает разницу между запахом и духами. Его отправной точкой является запах ландыша. Конечная цель создателя парфюма - превратить уникальный запах в духи. В данном случае природа дает запах, который наши чувства могут расшифровать. Благодаря нашему образованию, мы знаем, как его воспроизвести. Итак, у нас есть наша тема, наша идея; теперь мы должны добавить что-то от себя: собственные желания и – это наиболее сложная часть - нашу личность. Когда я создаю духи, я расширяю их историей. Я думаю, каждому следует это попробовать. Мы раскрываем часть себя, когда создаем духи. Независимо от того, написана ли история до, во время или после создания, это наша история, и она поддерживает творческий процесс, даже если выражает только часть его.’

Никаких своих работ они мне не показывают. Я благодарю их за это, объясняя, как неловко я себя чувствую, когда мне приходится пробовать и оценивать работу другого парфюмера.

Преемственность

Вспоминая Эдмона Рудницка, я не могу не упомянуть о преемственности. Мой отец был парфюмером, но дома мы мало говорили о его работа: это была его территория, и это было правилом; таким образом, моя обонятельная память в значительной степени происходит от невольного копирования его привычки нюхать любую еду или напиток, прежде чем их попробовать. Не было ни одного фрукта, ни одного блюда, салата, винегрета, ломтика хлеба, бокала вина или даже стакана воды, который избежал бы этого ольфакторного момента истины. Моя мать ненавидела это поведение и считала, что оно противоречит хорошим манерам, которые она старалась привить нам. Но когда столько запахов проходит под нашими носами, сколько образов перед нашими глазами, мне нравится вспоминать, какое значение он придавал той роли, которую играют наши носы.

В конце 1950-х моя мать носила Madame Rochas. Оценивая эти духи сегодня, я бы сказал, что это прекрасная, немного причудливая конструкция из цветов и амбры; но образ, который остался со мной, состоит в том, что в них было "слишком много" духов. Это создавало дистанцию и вызывало уважение. Иногда я осмеливался тайком открыть бутылку в ванной и обнаруживал сладкий густой запах увядших роз и старой ванильной бумаги. Он интриговал меня и помогал поддерживать убедительный образ женщины буржуазной элегантности, которая никогда не меняет своих духов. Я не мог ни представить, чтобы она носила другие духи, ни позволить ей это сделать: моя мать больше не была бы моей матерью.

Ольфакторный опыт часто приобретается непроизвольно. Например, летом моя бабушка по отцовской линии предлагала помощь в сборе урожая цветов своим соседям, которые были садоводами. Иногда я ходил с ней и проводил утро, играя между рядами жасмина. Я был в безопасности в этом мире сборщиков цветов. Тем более что, хотя я был ленив, как цикада в басне Лафонтена, они были щедрее муравья: в конце сбора каждый из них клал горсть цветов в мою корзину. Это означало, что мне не приходилось терять лицо, когда я подходил к владельцу, у которого была записная книжка, где он ежедневно вел подсчет собранных цветов; сборщикам платили в конце месяца. С тех пор я не нашел более чувственного аромата, чем обнаженные руки, где запах пота смешался с цветами жасмина. Фактически, я изучал запах духов и запах женщин одновременно. И оставил детство позади, не осознавая этого.

После трехлетней службы в качестве чернорабочего у Антуана Кириса я поступил в Живодан в качестве лаборанта в конце 1960-х. Моя работа состояла в том, чтобы взвешивать формулы для трех парфюмеров, что позволило мне изучить различные способы написания формулы для духов. Существовали формулы, включающие в себя несколько десятков компонентов, а также базы (комбинации из десятка исходных материалов) и подформулы (формулы в новой формуле, которые сами могли включать в себя базы), и на их подготовку иногда уходило несколько дней; были те, что включали в себя около пятидесяти компонентов, были и те, что состояли всего из нескольких баз. Вскоре я определился, какие формулы предпочтительней: тем более что почерк в сложных формулах был настолько мал и неразборчив, и читать его было так трудно, что процесс взвешивания занимал еще больше времени.

Позднее, когда я только начинал изучать парфюмерию, отец завещал мне две папки и коробку, похожую на обувную, полную формул. Он очень тщательно готовил их, прежде чем отдать мне. Каждая формула была напечатана на белой бумаге, отсортирована в алфавитном порядке и пронумерована. Будучи новичком в этом деле, я рассматривал этот запас знаний как сокровищницу; названия – Розовый Чай, Опопанакс, Амбровый Мох, Немного Цветов – вполне могли навеять какие-то воспоминания, но формулы ничего не значили для меня. Да, я мог осознать сложность, но я не мог прочитать их, тем более представить их как запахи. Для молодого человека поколения 1968 года эти формулы принадлежали прошлому, тому прошлому, от которого я хотел оторваться, как делали все в то время. Я никогда их не перечитывал, они живут в пластиковой коробке. Сейчас я  испытываю другие чувства, когда читаю старые книги с парфюмерными формулами, созданные с конца девятнадцатого века до наших дней. И одно из моих заветных желаний, что однажды эти формулы будут изучены и опубликованы, чтобы показать, что духи - это результат сложной интеллектуальной деятельности, работы с участием ума, а не какая-то наудачу подобранная комбинация запахов.

Кабри, время любое. Наследие

Я познакомился с Эдмоном Рудницка в 1966 году в тот день, когда отец подарил мне очаровательный буклет, на обложке которого был изображен букет цветов на черном фоне. Немецкая парфюмерная компания Dragoco посвятила весь свой обзор, Dragoco Report, Эдмонду Рудницка. Заголовок был такой: «Молодой создатель парфюмов и запахи». В этом году Рудницка создал Eau Sauvage для Кристиана Диора. В то время я был знаком с его сыном, и именно благодаря ему несколько месяцев спустя Эдмон Рудницка пригласил меня в свой дом в Кабри. Я не помню ту первую встречу, за исключением того, что он был дружелюбен.

В конце 1970-х я связался с ним, уже имея опыт работы парфюмером. Я надеялся преодолеть свою застенчивость и показать, чего я стою, в ходе нашей беседы. Я договорился о встрече по телефону на четыре часа дня - время, рекомендованное его женой Терезой. Наш разговор обязательно должен был закончиться до начала телевизионного игрового шоу под названием Des chifres et des lettres. Он любил закрыться и участвовать в игре, которую он продолжал смотреть до конца своих дней. Итак, я пришел ровно в четыре часа. Он открыл мне дверь и тут же обругал меня: "От тебя воняет стиральным порошком! Иди, помойся и возвращайся завтра в проветренной одежде."

Это приветствие смутило меня, но не ослабило моей решимости. На следующий день я снова явился в той же одежде. Он оказал мне дружеский прием. Его мастерская была на одном уровне с садом, и нам пришлось спуститься вниз, чтобы добраться до неё. На приставном столике в коридоре лежали блоттеры, в ожидании тестирования. Сама комната была огромной с большим эркером, выходящим в сад. На его рабочем столе не было ни флаконов, ни тестовых блоттеров, ничего, что могло бы нарушить нейтральный запах комнаты, лишь несколько листов бумаги и карандаши.

Он представил меня своей собаке, чау-чау, которой он очень гордился, и объяснил, что каждый раз, когда он моет собаку шампунем, он ополаскивает ее уксусным раствором, чтобы избавиться от всех запахов. Честно говоря, я подумал, что от нее всё еще довольно сильно пахло - но это была не моя собака. Я не стал комментировать, не желая рисковать быть вовлеченным в дискуссию о моей одежде и  смраде стирального порошка.

Он говорил о простоте, о «форме» в платоновском смысле слова и о квалиа, философской концепции, которую он первым применил к парфюмерии. Его цель состояла в том, чтобы зафиксировать ольфакторное изображение каждого исходного материала, чтобы создать своего рода палитру запахов, определив тем самым, как он надеялся, окончательную таблицу соответствия. Затем мы потратили некоторое время, пытаясь найти точные слова, чтобы определить запах фенилэтилового спирта, синтезированного соединения, которое пахнет увядшими розами и сакэ. Но больше всего мне запомнилось представление, которое он устроил, провожая меня до двери. Он начал петь оперные арии, объясняя, что всегда мечтал стать баритоном.

Мы встречались несколько раз. Затем, после прочтения его статьи, опубликованной в специализированном обзоре, я написал ему длинное письмо, характеризуя его как «догматика», что, на мой взгляд, не было критикой, но он обиделся. Ответил он довольно холодно, удивляясь, какая муха меня укусила. Он дал понять, что меня больше не будут приглашать в его дом и что никаких разговоров больше не будет. Я очень рад сказать, что три года спустя наш общий друг развеял это недоразумение и организовал нашу новую встречу. Эдмон пригласил меня в Кабри. Мы возобновили наши обсуждения, и он признался мне, что у него проблемы при общении с молодым директорами по маркетингу тех компаний, для кого он работал. Они не воспринимали его всерьез. Для него духи были искусством. Единственным ответом, на который он надеялся, было одобрение тех, кто его нанял. Как он мог обращать внимание на шум "давления рынка"?

Я унаследовал от него кое-что (а наследства, которые выбираются, самые щедрые): представление о форме и желание стремиться к простоте, достигаемое путем создания коротких формул с использованием ограниченного набора. Там, где он был жёстким, я предпочитаю умеренность, которая не исключает взыскательных ожиданий. С другой стороны, мне удалось вырваться из классического типа гармонии, выраженной в пропорциях сырья, потому что я был убежден, что взаимодействие запахов было более важным. Как и он, я думаю, что нам нужно говорить и писать о нашем ремесле, про которое широкая публика знает так мало. Духи - это сердце нашей жизни.

* Цифры и буквы - соответствует понятию "Обратный отсчет" на русском.

В самолете, затем в Кабри, пятница, 28 мая 2010 года. Неприличные запахи

Женщина, летящая рядом со мной в самолете, носит First от Van Cleef & Arpels. Парфюм старательно пытается скрыть запах сигарет, пропитавший её одежду. Мужа этой дамы, сидящего рядом, сотрясают внезапные приступы икоты, источая запах непереваренного чеснока.

Мое острое обоняние предполагает, что я могу обнаружить и определить все виды запахов, которые желают сохранить в тайне или скрыть. Нет ничего необычного в том, что я различаю алкоголь, табак, пот, дыхание или тяжелую пищу; все это мне легко уловить и не обязательно неприятно.

В то время как изображения, которые мы воспринимаем, являются для нас внешними, запахи реально в нас проникают. Это может восприниматься как вторжение в наше личное пространство, и психологи считают, что это формирует основу для наслаждения, недовольства или даже отвращения, которое может вызвать тот или иной запах. В повседневной жизни мы более терпимы к своим запахам и запахам близких, чем к запахам других людей. Но ведь они едят, испражняются, мочатся, потеют, занимаются любовью и живут как все. На самом деле, наши ольфакторные неприятия часто происходят из-за различий в диете, которые изменяют запах тела и, следовательно, непроизвольно дистанцируют людей. Когда дело доходит до смены подгузников нашего собственного ребенка, мы с радостью делегируем эту задачу, хотя затем мы можем истыкать носом каждую складку теплого и должным образом вымытого крохотного тельца. Как только фаза детского пюре закончится, запах ребенка будет соответствовать запаху остальной семьи, чей рацион он или она теперь разделяет.

Меня всегда поражала неизменная традиция в старых американских фильмах, где женщины долго готовятся в ванной перед занятием любовью: мужчина лежит на кровати в ожидании, а его партнерша выходит из душа, благоухая одними лишь духами. Наряду с этим ханжеским примером из фильмов 1950-х годов, я вспоминаю Роман Альберта Коэна "Любовь властелина", в котором Ариана и Солаль полны решимости увековечить страсть своей первой встречи, вечно ненасытную любовь, в которой запах тел должен быть преодолен, чтобы выразить их чистоту.

Она поблагодарила, сказала, что подумает, что окончательный ответ даст чуть позже, после еще одной ванны, да, милый друг, ванны с чистой водой, которая не имеет запаха, потому что эти ароматические соли, в которых она только что искупалась, пахнут слишком сильно. [...] Он положил щетку и мыло, посмотрел в зеркало: чисто выбрит, отмыт до тошноты, вечно в этом своем халате. Вот отныне его жизнь – ежедневно быть желанным, выплясывать в брачном танце, распускать хвост. Она превратила его в павлина. В целом они ведут совершенно животное существование. Но у зверей для спаривания и всех соответствующих ухаживаний существует строго определенный период. А у них двоих все время этот период. Намываться без устали, бриться два раза в день, постоянно быть красивым – вот его единственная цель в жизни на протяжении трех последних месяцев.*

На ум приходит другое воспоминание. Два года назад, в июле, я повез нескольких посетителей в Верхние Альпы, чтобы увидеть лавандовые поля и понюхать шалфей. Когда мы добрались до сурового и красивого места, некоторые из гостей поспешно забрались обратно в автобус, чтобы укрыться от шалфейного аромата с запахом человеческого пота, что доносил ветер до наших ноздрей. Сам же я был абсолютно счастлив, что эти цветы дали мне запах моей собственной животности, моей не-вечности, запах жизни.

Да, мне нравятся запахи, о которых не так-то просто говорить, те, о которых даже упоминать то неприлично. Как создатель парфюмов, я наслаждаюсь и играю с ними. Березовый деготь, кастореум, атласский кедр, цибетин, тмин, индол, жасмин, лабданум, дубовый мох, мускатный шалфей, скатол ... все это экстракты и молекулы, которые имитируют или скрывают запахи наших собственных тел.

От Van Cleef & Arpels First до Voyage d'Hermès, каждый раз я получал удовольствие, используя эти приемы хитрости и разоблачения, чтобы подчеркнуть то, что характерно для каждого из нас: наш собственный запах.

* пер. Елена Брагинская

Между Парижем и Жамблу, понедельник, 17 мая 2010 года. Щедрость

Пьер Ганьер устраивает вечеринку в Жамблу, недалеко от Льежа. В равной мере восхищенный и заинтригованный обещанным застольем, где соберутся писатели, эксперты в различных областях и декан университета, я немедленно принимаю приглашение и направляюсь в понедельник днем на Северный вокзал, чтобы отправиться в Льеж. В поезде я встречаю еще одного гостя. Во время поездки мы болтаем и соглашаемся, что понятия не имеем, чего ожидать. Но, движимые любопытством и любовью к хозяину, мы оба с радостью приняли приглашение. Водитель ждет нас на станции в Льеже, и везет на факультет агрономических наук университета в Жамблу.

После посещения кампуса мы осматриваем оранжерею. По одну сторону этой необычной обстановки (которая, кажется, приглашает нас в путешествие) шеф-повар устроил свою сцену прямо перед столом для гостей: газовая плита с четырьмя конфорками и стол в качестве рабочей поверхности. За сценой - раковина, холодильник и несколько шкафов белого дерева для хранения тарелок, стаканов, столовых приборов и посуды.

Гости Ганьера не просто зрители, но как этим вечером - актеры. Пьеса называется "Ради наслаждения вкусом", и каждому из нас дали маленький блокнот с карандашом, чтобы записать впечатления. Этим вечером я напишу очень мало; я не могу жить активно и делать заметки о своих чувствах одновременно.

Ужин начинается с тартара из лангустинов и морских черенков с гранатом, тонкое сочетание сладких и кислых ароматов, а затем филе трески, гнездящееся в соусе велуте с крапивой, искусное взаимодействие масок, в которых зелень крапивы скрывает нежную мякоть рыбы. Далее следуют свежие сморчки, приправленные лакрицей, лесные вкусы и горечь корня солодки находятся в идеальной гармонии, затем цветки цуккини, приготовленные с верхушками белой спаржи. Мы все еще в царстве нежных, слегка горьких вкусов. Ужин продолжается супом из гороха и молочных бобов с равиоли, начиненными красными оливками, приправленными кастореумом, в сопровождении вина с такими же звериными тонами и оттенком малины.

Мы прошли только треть меню. Пьер Ганьер полностью сосредоточен на приготовлении, подносит сковородки к носу, нюхает их, слушает, ставит обратно и перемешивает содержимое пальцем, чтобы проверить температуру. Все его чувства начеку. Мы разговариваем между собой и с Пьером, наши разговоры перемежаются аплодисментами, возгласами "Браво!" и "Ура!". Единственный очевидный признак напряжения: его все более непослушные волосы, свидетельствующие о предпринимаемых усилиях, и дающие некоторое представление о тех наслаждениях, которые он нам обеспечивает. В течение вечера ему приходится несколько раз менять фартук.

Вечеринка началась в девять вечера, а сейчас уже два часа ночи. Наши эстетические аппетиты удовлетворяются безграничным воображением меню, мы физически насыщены. Десерты должны быть лаконичными; после такой щедрости сладости почти неуместны. Пьер не покидал сцену в течение пяти часов. Пять часов щедрости. Его кухня - это не ответ на потребность, а любовный диалог. И это, безусловно, искусство.

Париж, пятница, 14 мая 2010 года. Цензура

Когда вы обедаете в Ladurée настоящим подарком является возможность заказать коробку макаронс, не ожидая на кассе. Вы просто просите у официантки бланк, чтобы заполнить его выбранными ароматами и их количеством. Ваш заказ будет ждать вас на выходе. Мы выбираем: коробка двадцать четыре различных аромата, соленая карамель, кофе, пралине, шоколад, малина, цветок апельсина, ландыш и мимоза. Моя жена интересуется ароматами ландыша и мимозы и спрашивает, можно ли – учитывая, что вкусы и запахи так неразрывно связаны – изобрести вкус, который бы не ссылался на каких-нибудь из существующих парфюмов? В ответ я говорю ей, что амбра, используемая в парфюмерии, изначально не являлась ссылкой на запах естественного происхождения, несмотря на название; этот аромат был фактически создан путем объединения ванилина и лабданума и, по-видимому, получил свое название от цвета этой комбинации. 

Сейчас сложно открыть дорогу новым вкусам и запахам, потому что мы живем не только в мире, где отслеживаемость имеет ключевое значение, но и в то время, когда все должно быть обосновано. Изобретение запаха, столь же новаторского, как амбра в парфюмерии, или вкуса Кока-Колы в свое время, теперь является подвигом  практически невозможным. За несколько лет мы прошли путь от похвального требования объяснений до нравоучительного требования обоснований.

Процентное содержание сахара, соли или жира, указанное на многих продуктах питания только для нашей информации, грозит превратиться в предостережение нашего потребления.

То же самое происходит и с духами, поскольку большинство продуктов животного происхождения, традиционно используемых в их составе, больше не используются во имя морали, а не в соответствии с отраслевыми нормами, что невольно лишает доходов африканские племена, которые их поставляли, и, следовательно, обрекает их на крайнюю нищету.

Другие традиционные материалы, несмотря на то, что они никогда не создавали проблем с токсичностью, больше не используется из предосторожности, и их иногда заменяют такими новыми продуктами, для которых у нас нет реального опыта, но одни лишь тесты, доказывающие их безвредность. Еще более коварно, что рыночное тестирование используется для оправдания цензуры рынка, хотя оно даже не питает надежды объяснить выбор парфюма человеком.

Не это ли главная опасность нашего времени? Мы все несем ответственность за эту чрезмерную цензуру, которая никогда не способствует творчеству, а только мешает ему.

Кабри, среда 12 мая 2010 года. Обычный день

Слава богу, у меня тоже бывают обычные дни. В эти дни, я приезжаю в офис примерно в 8.30 утра. Энн уже подняла металлические ставни на больших эркерных окнах и включила компьютеры, ксерокс и кофеварку. За кофе мы обсуждаем задачи на день и предстоящие визиты, если таковые запланированы.

Оказавшись за своим столом, я начинаю с оценки тестовых блоттеров предыдущего дня работы. Затем я повторяю оценку со свежими блоттерами. Записываю что поменялось в аромате, как изменить пропорции, увеличить или уменьшить исходные материалы. Чтобы ощущать перспективу, я работаю над тремя или четырьмя темами одновременно. Я фиксирую то, что собираюсь делать, на бумаге. Я предпочитаю бумагу, потому что это дает мне общее представление о формуле и позволяет делать заметки карандашом. Я оставляю запись своей помощнице, чтобы рассчитать затраты и проверить, соответствует ли моя работа текущим стандартам, если понадобится информация, она обратится к своему компьютеру. Когда окончательные изменения будут сделаны, я дам ей формулы. В то время как она смешивает различные элементы и приводит производственный процесс в движение, я просматриваю свои электронные письма, читаю те, что избежали удаления в корзину, и отвечаю на письменные интервью. Единственной помехой в моей работе будут несколько телефонных разговоров с Пантеном (Париж), где расположены офисы Эрмес.

После того, как образцы готовы, я открываю флаконы, нюхаю их и окунаю туда концы блоттеров. Я тестирую  образец одним продолжительным вдохом, длящимся несколько секунд, сгорбившись над парфюмом, чтобы быть в с ним одном флаконе. Я нюхаю его снова. Я сравниваю образцы, порхая от одного блоттера к другому. Я перенюхиваю весь диапазон, и почувствовав удовлетворение, выбираю то, что я хочу сохранить. Наконец, я записываю формулы и подправляю их. Начинается следующий этап. Я оставляю выбранные пробы на блоттерах, по крайней мере, на ночь, чтобы увидеть, как они развиваются и исправить возможные недостатки в их составе. Иногда, когда я не могу зафиксировать свои мысли, я откладываю работу на несколько дней. В зависимости от проекта количество проб варьируется от единиц до сотен – количество не связано с качеством. Мы прерываемся на час чтобы пообедать. Затем я покидаю мастерскую и иду на долгую прогулку; это дает мне возможность проветрить нос, который является просто инструментом тестирования, и вновь привести в порядок свои мысли. Вторая половина дня проходит так же, как и первая. Иногда, оказавшись в одном шаге от нового открытия, я теряю счет времени, и моя помощница следует моему примеру. Однако, чаще всего идеи не появляются по требованию.

Кабри, вторник, 11 мая 2010 года. Журналистские вопросы

Не проходит и недели, чтобы я по электронной почте не получил письма с интервью. Помимо вопросов, связанных с выпуском нового парфюма, разумеется, очень оригинальных, есть и повторяющиеся темы: вопросы о будущем, моде, трендах, предстоящих выпусках, об источниках вдохновения, личном опыте, о том, как создать классический парфюм ('классический' я интерпретирую как ‘парфюм, который пройдет испытание временем’), как выбрать и хранить парфюм, о сырье, которое я использую и, наконец, мои симпатии и антипатии.

Я не всегда с большой охотой отвечал на интервью. Будучи молодым парфюмером, я чувствовал себя неловко. Уткнувшись носом в бутылку, погруженный в работу, я не знал, что ответить. По мере того, как я взрослел, я становился более открытым для такого рода обмена, получая удовольствие от вопросов, которые мне задают, видя в них еще одну возможность подумать о том, что я делаю, сделать шаг назад и отточить свое ремесло. Теперь я с нетерпением жду хотя бы одного вопроса, на который я не смогу ответить сразу, но запомню или запишу его, чтобы тщательно подумать над ответом. Такой обмен информацией углубляет мою любовь к духам.

Мне хочется думать, что когда бьюти-пресса и блоги дают информацию и делятся своими знаниями о парфюмерии, широкая общественность становится более восприимчивой к данной форме выражения. Понимая, что они нюхают, выбирая лучшие парфюмы для обсуждения, парфюм-энтузиасты делятся своим удовольствием и создают условия для привязанности к духам.

Кабри, пятница, 7 мая 2010 года. "Ремесленник и художник"

Эрмес - заведение, чье сердце бьется в ритме подиумов. Два раза в год, в январе и июле, все творческие отделы представляют свои весенне-летние и осенне-зимние коллекции собранию председателей, директоров, дизайнеров, мастеров и художников компании, и всему миру. Приближается июль, и меня просят написать текст к каталогу следующего года на тему "ремесленник и художник".

Ремесленник, художник: мне никогда не удавалось выбрать одно из определений для себя. Я чувствую себя ремесленником, когда полностью погружен в создание духов; я чувствую себя художником, когда воображаю духи, которые мне нужно сделать. На самом деле, я постоянно жонглирую двумя точками зрения. Если духи - это прежде всего творение ума, то их невозможно создать без настоящего мастерства.

Когда я создаю ароматы для коллекции Cologne, я в значительной степени ремесленник: сырье придает духам выразительность, даже когда я искажаю его характеристики, исключая из состава цитрусовые эссенции, традиционно необходимые для этого жанра. Именно в таком стиле я построил композицию

 Eau de Gentiane Blanche Hermès

вокруг "белого" мускуса - название, данное синтетическому мускусу - путем замены привычных обонятельных символов гигиены и чистоты, которыми являются цитрусы, на современные: белые мускусы.

Когда я создаю парфюмерную коллекцию Hermessence - продается исключительно в магазинах Эрмес - я действую как художник, а сырье становится символом идеи. Идея этих духов, хотя их названия и отсылают к используемым ингредиентам, состоит в том, чтобы создать нечто реалистичное, что играет с реальностью и видимостью, и является хорошим определением моей работы.

Кабри, суббота, 1 мая 2010 года. Совершенство

Я с Джейн, американкой, чье сердце частично принадлежит Франции, и мы говорим о совершенстве.

- Можете ли вы достичь совершенства в своей работе?’

- Думаю да, хотя постоянно сомневаюсь в этом.

- Как бы вы описали совершенство?

- Я не могу дать вам определение. Что я могу сказать, так это то, что христианская культура ставит целью совершенство, в то же время вводя в стремление к нему понятие борьбы и недостижимости, потому что для христиан только Бог может воплощать и представлять истинное совершенство.

- Я нахожу это возмутительным.

- На Западе христианская культура несомненно пронизывает взгляды и влияет на то, как люди смотрят на вещи и судят о них. В китайской или японской культуре совершенство существует, это тоже цель, к которой нужно стремиться, но стремление не является недостижимым и не испорчено чувством вины. Здания, картины, скульптуры и керамические черепки признаются "национальными сокровищами", когда они представляют совершенство. Людей, особенно художников и мастеров с необыкновенными способностями, также можно назвать "живыми национальными сокровищами". Франция тоже может описывать произведения, выставленные в ее музеях, как ”национальные сокровища", но термин относится только к их цене.

Кабри, пятница, 30 апреля 2010 года. Женский H

Мои эскизы парфюма на тему груши ждут на столе уже два месяца. Я нюхаю последнюю пробу и вновь ощущаю запах, который мне так понравился. Я прошу у своей ассистентки "свежий" раствор концентрата, который хранится у нее в шкафу, подальше от света. Когда образец разбавлен, он имеет жесткий, резкий запах. Ему потребуется долгий период созревания в спирте, чтобы достичь округлых нот груши.

То, о чем он рассказывает, - аппетитно, свежо, соблазнительно, но немного холодно. Поэтому я модифицирую грушевый аккорд, чтобы сделать его более сочным, и подчеркиваю чувственность парфюма, усиливая легкую трель шипра. Я выбираю один из образцов и прошу отложить пол-литра для созревания.

Живописец Поль Сезанн сказал Камилю Писсарро: "Одним яблоком я хочу поразить весь Париж". В том, что я делаю, есть небольшой честолюбивый замысел: я хочу удивить и поразить обыденным запахом.

Кабри, четверг, 29 апреля 2010 года. Эвалюация (тестирование)

"Ты воспринимаешь запах не так, как мы!" Как часто я слышал это во время тестирования парфюмов! Принятые за чистую монету, эти слова мог ли бы означать, что я уникален, что мой нос необычен; и я мог бы почувствовать себя на вершине, в одиночестве. Но я мог бы также рассматривать это высказывание как оскорбление, неприятие: "Ты другой, ты не принадлежишь нашему миру; как ты можешь судить о тех же вещах, что и мы?"

Нет, я не ощущаю запахи так же, как вы. За прошедшие годы, ради создания парфюмов, и только ради этого, я развил аналитический, методический и отстраненный нос, и, хотя моя любознательность все еще может быть горячей и острой, я давно перестал терять голову, увлекаясь новым открытием. Я завидую эмоциям, которые испытывает энтузиаст, впервые пробующий новые духи, используя при этом слова любви, которые я хотел бы придумать заново.

Я не ожидаю от тестирования ни технических комментариев, ни позиционирования парфюма в терминах рынка; я в основном надеюсь на наблюдения. Я жду, что люди подберут парфюм, попробуют его, оценят и прочувствуют, не думая о целях проекта, и опишут его, как любитель ароматов – тот, кто реагирует на свой фактический опыт и описывает свое удовольствие или неудовольствие.